бабочки

Это со всеми, слышишь, бывает...

так, что дыхание — не замирает,

губы — не сохнут, лоб — не влажнеет,

так, что «прости.. есть дела поважнее»,

так, что не ёжатся вдруг позвонки -

от чьей-то теплой руки..

что не натянуты нервы, как струны,

что снова рядимся, кто самый умный,

все поцелуи — как чашка чая,

(ты не просила — но наливают)....

Это со всеми, слышишь, бывает...

Так, что любовь на совочек сметает

страсти — осколки, ревности — крошки,

и обоюдоупрёков по ложке,

и — дохлых бабочек рой (как с куста)

тех, что внизу

живота...

подоконники (неправильное)

Знаешь, это просто болезнь, бред, наваждение какое-то

Месяц чахнуть Кощеем над твоим молчанием.. Золото.

Считать эти дни без тебя , что прошли словно в коме,

Чего-то пью, с кем-то сплю, курю на балконе..

И составляю каждую ночь в окурки,

Строю из них казематы,

В которых я заперт,

Как – паранойк –

в дурке…

Знаешь, это преступно - иметь такие широкие подоконники

И сидеть там одному, перебирая в уме наши исходники.

(кто-то не так спросил, кто-то ответил «мимо»),

Бояться произнести, что ты «не-об-хо-ди-ма»,

Решиться «на подвиг», но - отменить вызов.

Громко ругнуться на стену: «..ять!»,

Удалить - номер, а в небо – снизу:

«рядом, прошу,

сядь…»

полуночное

А на небе холодная тишь
да гладь
Носом хочется облако с крыш
достать.
И, медведице, в сизый подол -
заныть…

- Если он навсегда ушел –
как жить?

Черный бант мне развяжет она
в косе.
/ты уже никому не должна…/

- Как все…

Но сплелись слезы в тесный комок
в груди..
- так любить меня только мог -
Один…

Млечный путь, что в её ковше,
хлебнуть,
И – навстречу его душе
Шаг
нуть..

пятничное

Твой взгляд пригвоздил меня, дуру, по самую шляпку,
и воздуха недоглотаться,
и руки — как плети..
о, интеллигентнейший невыносимый пошляк мой..
мой
циник нежнейший... бояться тебя и хотеть мне

опять суждено до утра..
и, невымытой чашкой,
оставить тебя на столе до «пока не отпустит»,
и
морщиться в сладком стыде, этот приступ вчерашний,
прощая себя, обозначить
«неведомым чувством»,

не зная, что «мой убежавший» которой
субботой
снимает в подъезде кольцо (без претензий и проще),
а дома он пО
столу бьёт кулаком отчего-то
и, пачку прикончив, вискариком горло
полощет,

чтоб в пятницу — молча опять целовать в прихожей..
и думать
«со мной дураком, она просто играет»

смеюсь... а внутри зареву я белугой
«мой Боже...
ну, что ему, Что ему, ЧТО же еще не хватает??»...

утреннее

Мне б от тебя отмолиться ли, отбрехаться ли, Будто нашла я потерянный кем-то крест? Но, я дрожу опять под твоими пальцами… Преданной самкой - до самых последних мест. Мне б от тебя отмахнуться, словно от дьявола. Перекрестить, окропить ли святой водой? Только взамен – подоткну я твое одеяло и В омут ли, в петлю - твоей накрываюсь рукой.. Мне б от тебя… но обрыдли их псевдо- нежности, Пустопорожние речи, что в ухо сопят… Я ведь уже осетрина – не первой свежести, Мне каждый день – за три, а, быть может, за пять. Мне б… и могла я твоей золотою стать рыбою, Лестницей в небо, пусть скрошенной и без перил.. Но я на утро записку оставлю «спасибо.. Просто спасибо, что ты мне – меня подарил»

два ничьих

Я – твое счастье… ты – мое счастье!
Мы – одной крови, мы – одной масти.
Вечности - клятва. Вся любовь – наша.
Синяя птица – крыльями машет..

Я – твоя ноша… Ты – мое бремя…
Мы – одной болью меряем время.
Душит усталость. Тянет привычка.
Чучелом – птица. Счастье – в кавычках.

Я – твоя память. Ты – моя память.
На половины.. Будто – не с нами.
Вечность – в корзину. Фото – на части.
Два человечка… два ничьих счастья…

9-я

Распахиваю душу, зализываю раны.. Заглядываю в почту, раскидываю спам. Стать мудрой как Тортилла – еще, казалось, рано.. Но дурочкой быть тоже – увы, не по годам. И снова в отношеньях даю тебе карт-бланши, Доверия – кредиты ссужаю я опять. Но если не добилась ни разу я реванша – Мне матерью Терезой – какой резон прощать? Зализываю раны… в девятой жизни кошки. Как на собаке – быстро рубцуются края.. Любви невозвращённой – процентов хоть немножко Мне кем-то Настоящим вернутся, верю, я.

заливное

растаял белой ночи шоколад,
дожди опять готовят заливное.
"какую гадость", третий день подряд,
едим, по лужам шлепая с тобою.

и то ли "хрену не хватает" нам,
как в старом фильме - рыбе слишком пресной.
нас заливает /слава небесам/
любовь без специй - оказалась честной..

под этим диетическим дождем
растаяли присыпки пудры сладкой.
нас заливают.. к финишу плывем,
и доедаем, нас же, без остатка.

для "пары тварей" не готов ковчег
/никто из нас не оказался Ноем/,
любовь ушла, а пара человек
из нелюбви - готовят заливное.

субботнее

Папа-радость, Папа-праздник.. Папа – новый самокат,
Пистолет, машинка, шарик,
два мороженых подряд,
Зоопарк, качели, горки, лыжи, санки и
коньки,
Неругание – за тройки, несмотренье в дневники..

Не-уборка,
не-посуда, не-букварь и не-письмо,
Не – «иди почистить зубы», не-«пора идти
домой!»
Это – на руках бороться, это – в тире все призы,
Это – квас под
жарким солнцем, зонтик общий от грозы,

Папа - праздник, папа – радость. И
подарки на столе,
Папа – это «шоколадость», а не каша и омлет.
Не «надень
теплее шапку», не «игрушки собери»,
Не «заправь свою кроватку» - не «с
Володькой не дерись».

Папа – фокусник, волшебник, гонщик, дед Мороз,
силач!
Брошусь я к нему на шею…
-«Эй, сынок.. ты что, не плачь…
Потерпи. Дела. Работа»
Понял я к восьми годам,
Папа – праздник по
субботам,
Мама – счастье навсегда…

родинка

Дорога к счастью оказалась пройдена, но вместо приза – впереди стена.. Мы 25 квадратных метров родины на ключ закрыли за собой, а нам прощальным жестом нелюбовь подкинула билет, на каждого, - в один конец.. Тоска по родине уже остыла, но еще пульсирует на дне сердец.. Мы иммигранты на чужих пристанищах. Меняем статусы… метраж – растет. Но наша родина стоит, пуста еще, упрямо нас, невозвращенцев, ждет. Но только сказки, да кино индийские, героев сводят под финальный туш, а мы любовь сменили по прописке, и меняем родины – квартир и душ.. И в новых чувствах мы довольны вроде как, и новый гимн поем – любви другой, но в связке изредка напомнит «родинкой» – тот ключик маленький – от нас с тобой..

напутственное

На память о любви не оставляйте
Ни телефонов, ни вещей, ни дат.
Следы любви наложенным проклятьем,
Мостами несгоревшими стоят,

Надгробиями прОжитых идиллий,
Куда так тянет возложить венок..
Икон любви, что в прошлом отлюбили,
Вы в памяти – не ставьте в уголок!

Реликвии любви пусть образАми,
Застынут во вчерашнем - изнутри..
Мы у любви – в воспоминаньях сами,
Тихонечко однажды догорим…

я, кажется устала повторяться,
но память снова крутит этот фильм..
в
затылок — шепот.. и блуждают пальцы
по линиям мурашечным моим..

и
отступать — ни времени, ни силы.
то — воздуха ловить! .То — не дышать,
На
дольки распадаться апельсином,
и кожура - одеждой — на кровать.

без
слов дежурных после, и расспросов,
свернувшись в общий кокон
одеял,
уснуть, в твое плечо уткнувшись носом..
а ты, боясь, что убегу - не
спал..

и кажется этюд - до боли пошлым,
избитым и зачитанным до
дыр.
Но я ще живу далеким прошлым,
а ты — оттуда «выжил». В новый
мир.

он — монохромен, правилен и чёток..

там все — по плану.. /не
срывает крыш/
но по большому гамбургскому счету,
ты мной — насквозь внутри
остался рыж...

так много фруктов покидал в корзину,
то — приторно, то
горько. /не доел/

клянёшь и ищешь привкус апельсина,
что так отбить
ничем и не сумел..

живи

Саночки, саночки… лёд, лёд..
Кто-то осядет, а кто-то
идет.
Окна-глазницы пустые глядят …
Только живи,
Ленинград!

Холодно. Медленно. Надо шагать.
Ждут драгоценные –
125..
И метронома – тревожный набат.
Только живи, Ленинград!

По
человечку, но вместе - народ,
Страх нависает, но вера – ведёт,
И одинаковы
– боль их и взгляд..
Только живи, Ленинград!

Город, накрытый чужим
колпаком.
Воздуха! Воздуха.. С каждым глотком,
В сетке сжимается неба
квадрат…
Только живи, Ленинград!

Саночки, саночки… лёд, лёд.
Свист
тишину надо мной разорвет.
Карточки стисну. Вдох. Выдох.
Снаряд.

Только живи…

рыцарю

нехорошо к чужому прикипать,
(а у любви есть собственности право?)
он ей свиданья назначал над Влтавой,
она — ему. Но время мчится вспять.

И вот уже по Карлову мосту,
где люди, суета и фотовспышки,
к нему средневековому мальчишке,
из века двадцать первого — иду..

и зимородок символом в венке
о верности святой напомнит женской..
ты знал, наверняка, несовершенство
той верности, нашептанной реке..

всё умолчит о той, кого ты ждал:
меч, камень, лев, свернувшись у подножья..
из тысяч лиц — кому был верен тоже?
А, может , сам не раз ты предавал?

И не найдя намёка на ответ,
врастаю в Прагу намертво корнями...
пусть ничего не будет между нами,
но и с другой не будет после.

Нет,
какая глупость - ждать тепла... а Он..
но как же ты права была, Марина...
мальчишку разглядев, не исполина,
средь изваяний множества имён!

И к стражнику над спящею рекой,
приставлена, как часовой, сама я...
я слишком, рыцарь мой, прости, живая,
а ты — излишне молчалив со мной..

но знаю точно, черт тебя возьми,
(а я ведь и не думала влюбиться!)
к тебе приду... а ты меня прими,
обласканный толпой, мой пражский рыцарь..

неурожайное

этот год не урожайный на весну,

топчем парк по симметричности проплешин.
лысый май меня коробит, всё же меньше,
чем молчанка между нами на весу.

впрочем, нити разговора так тонки..
рвутся, гады, после сделанной затяжки..
час прошел.. и пачки следом нет в кармашке.
ну, а собственно, что ждали, чудаки?

наша маленькая зимняя глава
не вошла в роман, а засиделась в девках..
ни один из нас не может на подпевках,
где на двух солистов — партия одна.

этот год не урожайный на любовь,
или просто, прикупив себе дипломы,
не сумели два хреновых агронома
покорить свою непаханную новь.

дождь внезапный слижет мокрым языком
маячки надежды рыжих мать-и-мачех,

«просто год неурожайный, не иначе!..»

и, с развилки... каждый под своим зонтом..

детсадовское

Ну, кто сказал, что детство – беззаботно? Пусть заберет слова свои назад. Как взрослые шагают на работу, Так каждый день и я – в свой детский сад.. Но кто распределяет эти роли? Ведь маме с папой – платят, как итог. А я им, добровольцем вышел, что ли, Бесплатно каждый день мотать свой срок? Встаю чуть свет, и в ванну как лунатик, Иду и досыпаю по пути.. Торопит мама «ждет любимый садик!» А позже не могла любовь придти? За что, я в принудительном порядке, Комфорта и семьи своей лишен? И четверть часа, утренней зарядкой, Пробежка – прямиком в "казенный дом".. Опять дымится на тарелке каша, И с геркулесом – вечный бой кипит, Клянусь, как подрасту и стану старше, Установлю на злаки я - лимит! А эта развлекательная база – Тоска и самодеятельность сплошь! Как-будто чьим-то внутренним приказом Утверждено «не лезь!» «не смей!» «не трожь!» По горло мне, признаться, надоели, бумага, краски, кисти, пластилин, Леплю уже – не хуже Церетели, Пишу картины – ярче, чем Дали! А танцы? это ж явная насмешка, За что я, по призванью не танцор, Как в кандалы, опять закован в чешки? Кто подписал мне этот приговор? А игры? Вплоть до схватки рукопашной, Любой напарник – тут же конкурент! Кто был в саду – тому не будет страшно В любой за выживание момент! Отбои «по свистку» - какая наглость, И что с того, что я почти заснул?? Я, может не хочу лежать в кровати? Вполне удобно прикорнул в углу.. Прогулки – о, глоток моей свободы, И тот - все чаще норовят отнять! Как в карцере сидим. Дождь. Непогода. Приказ спустили сверху «не гулять». Но мама ровно в шесть войдет, как фея, Покончив с заключением моим, Спасительнице – брошусь я на шею, Соскучившись, любимый и любим… И, тут же по-мужски, стесняясь чувства: На мамино «понравилось в саду?» Я фыркну «да подумаешь -искусство.. Я больше в этот садик не приду».. А вечером, держа её ладошку, Я прошепчу.. «ты знаешь, я сейчас Посплю с тобою рядышком немножко И…. в садик сходим завтра еще раз?»

шахматное

мной тяжело заболел, но однако же - выздоровел, а говорил, мол, хронически и - навсегда. словно E2-E4, банальными выстрелами, наша с тобой начиналась когда-то игра.. оба хотели ничью, но зарвавшись гамбитами, больше теряли, чем грезился будущий куш. капитулируй... твоя оборона разбита, но я не ликую, собрав все 16 из душ... вот и "game over", опять пъедестал. я, запрыгивая, снова, рыдая, швыряю трофеи свои.. белые - да, начинают, и - (бинго!) выигрывают.. рыжие - тоже. жаль - в шахматы, а не в любви..

2 из 10

просто — к тебе хочу.. самым банальным образом, встать у окна, курить.. слышать спиной шаги, соло паркета и — облаком теплым в волосы выдохнешь ты: «прошу.. больше — не убеги» просто — тебя хочу.. на инстинктивном уровне, так, что снимаю всё — статусы, возраст, стыд.. и, отключая мозг, снова, наивной дурою, верю, что в этот раз — но догорят мосты.. просто — тебя люблю.. вру, я не знаю, правда ли, есть на земле любовь — (с чем, хоть, её едят?) или мы, от щелчка, сбитые с толку падали (все решено до нас) — парочкой негритят? просто — тебя прошу.. пусть мы судьбой ведомые, пусть предсказуем наш, и - недалёк финал.. двое — из десяти. только они влюбленные, и Счетовод чуть-чуть форы ли, шанса — дал? просто — к тебе прижмусь... к черту считалки старые, в комнате без часов — бьет метрономом пульс.. Кто-то махнет рукой над сумасшедшей парою: «хватит и восьмерых.. ладно.. пусть любят, пусть..»

глиняный бог

просто каждому, новому, кто заходил на порог она так прикипала, что насмерть, и НЕ - отодрать, она гладила пальчиком брови его «ты мой бог..» и опять начинала верить, надеяться, ждать.. говорила подружкам «ну надо же, как повезло» «это — точно последний, готовьте для загса наряд» и вздыхала «ну, все таки есть кроме бывших козлов - мужики настоящие... мой — из таких, говорят» приносила богам своим в жертву — и тело, и кров, облегчала им быт, и пампушки лепила к борщам. «ты мой бог» говорила, « а я — твоя божья любовь» с утюгом над рубашкой склонясь, как приходят к мощам.. только боги смеялись, от храма оставив ключи, и приход — в единичном лице, что на кухне в слезах, богохульствуя, в спину бессильно им что-то кричит, а потом, уже в форточку — молит вернуться назад.. и, казалось, пора атеизм ей научный впитать , не творить ни кумиров, ни идолов из мужиков, а она — продолжает.. надеяться, верить, и ждать, пантеон собирая из глиняных битых божков..

одураченное

Я - твой змеёныш। А ты — моя дудочка...

Без заклинаний — к тебе я тянусь.
Змеи — не слышат, все фикция. Дурочка
просто послушная — я!
ты не трусь...

Шорохом, всполохом, выстрелом, быстро я -
губ прикоснусь твоих! —
и отползу.
Змеи — не плачут. И мной уже выстрадан
каждый мой выход.
Не бьет на слезу..

Как голубая каемка на блюдечке
тонкоочерченный замкнутый мир..
Верили мы, и змеёныш — и дудочка,
в то, что Любовь подарил нам Факир..

Знаешь, мы оба с тобой — исполнители,
в цепкой ловушке его грязных рук.
Шоу окончено. Хлопают зрители...

гада — в корзину. А дудку — в сундук.