напутственное

На память о любви не оставляйте
Ни телефонов, ни вещей, ни дат.
Следы любви наложенным проклятьем,
Мостами несгоревшими стоят,

Надгробиями прОжитых идиллий,
Куда так тянет возложить венок..
Икон любви, что в прошлом отлюбили,
Вы в памяти – не ставьте в уголок!

Реликвии любви пусть образАми,
Застынут во вчерашнем - изнутри..
Мы у любви – в воспоминаньях сами,
Тихонечко однажды догорим…

я, кажется устала повторяться,
но память снова крутит этот фильм..
в
затылок — шепот.. и блуждают пальцы
по линиям мурашечным моим..

и
отступать — ни времени, ни силы.
то — воздуха ловить! .То — не дышать,
На
дольки распадаться апельсином,
и кожура - одеждой — на кровать.

без
слов дежурных после, и расспросов,
свернувшись в общий кокон
одеял,
уснуть, в твое плечо уткнувшись носом..
а ты, боясь, что убегу - не
спал..

и кажется этюд - до боли пошлым,
избитым и зачитанным до
дыр.
Но я ще живу далеким прошлым,
а ты — оттуда «выжил». В новый
мир.

он — монохромен, правилен и чёток..

там все — по плану.. /не
срывает крыш/
но по большому гамбургскому счету,
ты мной — насквозь внутри
остался рыж...

так много фруктов покидал в корзину,
то — приторно, то
горько. /не доел/

клянёшь и ищешь привкус апельсина,
что так отбить
ничем и не сумел..

живи

Саночки, саночки… лёд, лёд..
Кто-то осядет, а кто-то
идет.
Окна-глазницы пустые глядят …
Только живи,
Ленинград!

Холодно. Медленно. Надо шагать.
Ждут драгоценные –
125..
И метронома – тревожный набат.
Только живи, Ленинград!

По
человечку, но вместе - народ,
Страх нависает, но вера – ведёт,
И одинаковы
– боль их и взгляд..
Только живи, Ленинград!

Город, накрытый чужим
колпаком.
Воздуха! Воздуха.. С каждым глотком,
В сетке сжимается неба
квадрат…
Только живи, Ленинград!

Саночки, саночки… лёд, лёд.
Свист
тишину надо мной разорвет.
Карточки стисну. Вдох. Выдох.
Снаряд.

Только живи…

рыцарю

нехорошо к чужому прикипать,
(а у любви есть собственности право?)
он ей свиданья назначал над Влтавой,
она — ему. Но время мчится вспять.

И вот уже по Карлову мосту,
где люди, суета и фотовспышки,
к нему средневековому мальчишке,
из века двадцать первого — иду..

и зимородок символом в венке
о верности святой напомнит женской..
ты знал, наверняка, несовершенство
той верности, нашептанной реке..

всё умолчит о той, кого ты ждал:
меч, камень, лев, свернувшись у подножья..
из тысяч лиц — кому был верен тоже?
А, может , сам не раз ты предавал?

И не найдя намёка на ответ,
врастаю в Прагу намертво корнями...
пусть ничего не будет между нами,
но и с другой не будет после.

Нет,
какая глупость - ждать тепла... а Он..
но как же ты права была, Марина...
мальчишку разглядев, не исполина,
средь изваяний множества имён!

И к стражнику над спящею рекой,
приставлена, как часовой, сама я...
я слишком, рыцарь мой, прости, живая,
а ты — излишне молчалив со мной..

но знаю точно, черт тебя возьми,
(а я ведь и не думала влюбиться!)
к тебе приду... а ты меня прими,
обласканный толпой, мой пражский рыцарь..

неурожайное

этот год не урожайный на весну,

топчем парк по симметричности проплешин.
лысый май меня коробит, всё же меньше,
чем молчанка между нами на весу.

впрочем, нити разговора так тонки..
рвутся, гады, после сделанной затяжки..
час прошел.. и пачки следом нет в кармашке.
ну, а собственно, что ждали, чудаки?

наша маленькая зимняя глава
не вошла в роман, а засиделась в девках..
ни один из нас не может на подпевках,
где на двух солистов — партия одна.

этот год не урожайный на любовь,
или просто, прикупив себе дипломы,
не сумели два хреновых агронома
покорить свою непаханную новь.

дождь внезапный слижет мокрым языком
маячки надежды рыжих мать-и-мачех,

«просто год неурожайный, не иначе!..»

и, с развилки... каждый под своим зонтом..